Civil Society and NGOs in Armenia (in Russian)

23.10.2019

Гражданское общество и НПО в Армении

Вы можете прочитать транскрипцию видео здесь.

Транскрипция - Анна Аргутян

Транскрипция завершена 27 декабря 2017 года

Геворг Тер-Габриелян (ГТГ) – Что такое гражданское общество и что такое НПО (неправительственные организации)?

Давайте немножко обсудим этот вопрос. Тем более это нелегко понять нашим постсоветским обществам, а также многим народам во всём мире.

Народы во всём мире, в том числе население стран Европы и США, мало и плохо понимают, естественно, что происходит в современном мире. Люди не в состоянии понять и сориентироваться в нём, так как очень много новых понятий и явлений. Расскажу вам такой вот эпизод: работал я с одной женщиной-итальянкой руководителем офиса Евросоюза в Тбилиси над таким же проектом неправительственным проектом. Потом она ушла с этого поста. Много лет спустя я встретил её где-то в Европе. На её вопрос чем занимаюсь, я ответил, что совместно с моими коллегами обьясняем населению регионов Армении, что такое Европейский Союз. Например во время социологических опросов, проводимых в Армении, на вопрос «Как вы считаете, является ли Армения членом Европейского Союза?», очень многие отвечают «Да». Потому что люди путают Европейский Союз с Советом Европы.

На что она сказала: «Я занимаюсь тем же в регионах Италии, потому что там тоже никто не представляет себе, что такое Европейский Союз».

Так что проблема того, чтобы понять кое-какие новые масштабные развития во всем мире—она всеобщая, не то что вот мы отсталые, не понимаем, а люди везде, скажем, там, в западных развитых частях мира понимают. Нет, это всеобщая проблема. Это же относится и к неправительственным организациям, это же относится и к понятию «гражданское общество».

Если говорить о началах использования этих терминов, то гражданское общество оно изначальнее чем неправительственные организации. Оно времён уже великих философов просвещения британских, французских, потом уже американских: Лок, Руссо и так далее. Значит в том-то и проблема, что все люди, которые хоть как-то соотносятся с этим понятием, чаще всего понимают его так или иначе или по-другому или ещё как-то.

Потому что первый вопрос, который возникает—в чём разница между гражданским обществом и обществом вообще? Все граждане, значит оно и есть гражданское общество?

Второй вопрос, который возникает часто, или, как бы это сказать искажённая связка, то, что вот есть неправительственные организации, они составляют гражданское общество.

Значит много вопросов возникает. Есть диссертации, написанные на эту тему, есть школы интерпретаций. Вот если мы немного уйдём от политической, де токвилевской интерпретации, что «это люди, которые должны иметь право голоса и своим выбором решать систему управления своего сообщества», то одним из наиболее развитых вариантов интерпритации является определение, предложенное американским агентством по развитию (USAID). Они интерпритируют следующим образом: общество состоит из институций: бизнес, правление (политика) и клан-семья (родственные связи, обязательства, отношения). В определении USAID гражданское общество – это та часть сообщества, которая планирует и делает что-то хорошее для своего общества не ради бизнес-выгоды, не ради получения власти и прихода ко власти и приобретения властных полномочий над другими людьми, и не ради клана и семьи.

Это определение я принимаю, но не полностью, потому что на моих глазах как-то раз один министр, выйдя из здания министерства, пошёл по улице и увидел котёнка. Взял его и отнёс к себе домой. Иначе котёнок просто замёрз бы на улице. Может быть это не очень относится к гражданскому обществу. Может это акт милосердия? Но я это интерпретирую как шаг не ради власти, не ради выгоды, и не ради семьи. То есть в принципе это относится к тому типу деятельности, которым гражданское общество занято. Но он не перестал быть министром, он одновременно был министром и это сделал. То есть, он совершил это действие не ради бизнеса, власти или семьи.

Значит какое уточнение я хочу внести в эту штуку (определение), потому что мы сейчас работаем в мире, где очень много слов, понятий, мыслей, и без критического мышления, без проведения через «мясорубку» наших критических возможностей мышления, мы всё время будем оказываться в ситуации, что мы встретимся со стереотипом, мы встретимся с чем-то, что является чем-то затвердевшим. Почему этот министр был представителем гражданского общества? Потому что это мог быть и бизнесмен. Потому что гражданское общество—это состояние. Это тот момент в жизни людей, когда они занимаются тем, что не приносит им личной выгоды, личной власти над другими, и не относится к ценностям семьи, клана. Люби не ближнего своего, и не только ближнего, но и дальнего. Когда они пребывают в этом состоянии, они превращаются в «гражданское общество». В иной момент своей жизни они относятся к государственной службе или к своему бизнесу.

Это определение даёт ответ на многие вопросы: например, в американской традиции бизнес относится к гражданскому обществу. И если мы эти два понятия рассматриваем как два отдельных обьекта, то тут возникает противоречие, потому что в европейской традиции такого отношения нет: бизнес не относится к гражданскому обществу.

Чтобы решить это противоречие, мы должны понять, что филонтропия очень развита в американской системе. Там наложенная сверху общественная система намного слабее. Государство принимает не много законов. Например во многих городах нет развитого городского или межгородского общественного траспорта. В том же самом Лос-Анджелесе люди ездят на своих машинах, даже если им приходится преодолевать тысячи километров. Законодательно отпуск в США не регулируется. В большинстве учреждений не дают более двух недель отпуска. Материнский отпуск также ограничен и регулируется самим бизнесом или учреждением.

То есть культура полностью находится в ситуации частного предпринимательства, так сказать.

И поэтому там вот местный бизнес (играет роль). И это очень глубокая история, почему там это вот так возникало. Потому что человек - он продавал хлеб у себя в маленьком… Да? В деревушке, в селе, скажем так. Он приехал, индейцев они всех выгнали, вигвамы сняли, построили свои хижины, салун, там, шерифа избрали, и вот кто-то начал производить: там, хлеб печь и продавать. И около него его конкурент начал продавать. Чтобы выделиться он, во-первых, должен был быть очень честным, потому что все друг друга знают, все бы пошли к конкуренту, и, во-вторых, качественным; естным. Его продукт должен быть качественным и, во-вторых, он должен ещё что-то сделать для общины.

Очень интересно, что, когда в Армении были годы темени, так называемые, в кавычках... Называются «годы темени и холода». Это годы с восемьдесят девятого по где-то девяносто четвёртый-пятый. Когда из-за войны, из-за блокады всё разрушилось, вся инфраструктура. И пришёл один из членов комитета «Карабах», стал мэром города Еревана. А темно было страшно ночью, ничего, вообще никакого света не было, потому что электричества не было. Давали на один час за 24 часа, давали в разных районах. Это веерные отключения были.

Вот, и, конечно, начало частное предпринимательство развиваться. То есть, люди начали магазинчики создавать, там пирожки печь, там, то, сё. И он сказал: «Пожалуйста, лицензию даю, каждому, кто хочет начать своё предприятие, только с одним условием: ваша «конторка» должна освещаться так, ночью тоже, так, чтобы немножко света отбрасывалось бы чуть шире».

И начался этот процесс, который называется, ещё Адам Смит о нём говорил, да?, «эффекта маяка», говорит Адам Смит. Когда, говорит, маяк частный негоциант построил, «Граф Монте Кристо» (вспомните) построил, чтобы своим кораблям дорогу освещать. Но он освещает для всех. Этот «эффект маяка» в бизнесе очень важное значение имеет. И вот начало освещаться больше мест, и так далее.

Также, вот, поэтому именно и бизнес в США считается частью гражданского общества. То есть, если мы понимаем, что это тип мышления такого, что это тип образа действий, а не конкретный, вот: этот человек (в бизнесе или политике) всегда принадлежит к гражданскому обществу, а этот - нет. Тогда мы понимаем, почему этот подход работает. Это (гражданское общество, бизнес, политика) не объекты, а это ситуации образа действий. Когда любой человек совершает нечто не ради выгоды, не ради того, чтобы прийти к власти, и не ради семьи, он это нечто совершает ради гражданского общества, и это ради блага общества, то это есть способ действия представителя гражданского общества.

Что очень важно. Потому что Батал Кобахия, уже упомянутый вами, в данный момент является замминистра культуры в Абхазии. Что же, он перестал быть членом гражданского общества? То есть, мы уже знаем, что люди, которые приходят из НПО в политику, уходят из НПО или из академии, или из библиотеки, или из какого-либо другого типа учреждений, из газеты, они не перестают быть (представителями гражданского общества).

Потому что это образ действий. В какой-то момент они, может, и не являются таковым. Но когда они действуют исходя из этих принципов, они не перестают быть представителями гражданского общества.

Это также очень важно для таких обществ, как наши с вами, где маленькие общества, и семейные ценности очень развиты, и клановые принципы организации тоже очень развиты. Это вообще общий постсоветский такой синдром, в первую очередь, южновосточных обществ. Но, как мы знаем, «клановость» очень сильно развита, да и в России она развита.

И тут у нас возникает очень много вопросов, потому что в Америке, где статистически многомиллионное население, и люди все перемешаны, и, вообще, они к семье и к клану по-иному относятся, да? Там надо, чтобы ребёнок как можно раньше уехал бы от родителей, жил бы отдельно, и так далее. Там, если говорят: «Ты не имеешь права нанять своего родственника на работу к себе в фирму», чаще всего это относится не к бизнес фирмам, а к общественным, там, где общественные деньги фигурируют; или в государственных учреждениях, или в неправительственных, которые на общественные деньги существуют. Там это понятно, и относительно легко, и можно осуществить. Вот, например, в нашей организации, которая изначально была создана со стороны США, хотя десять лет мы уже являемся местным фондом, это написано (в правилах). Что человек не имеет права (работник нашей организации) оказаться в ситуации, когда он создаёт финансовые возможности для своих: отца, матери, детей, брата, сестры. А потом прибавили также и племянника, племянницу, двоюродного брата, двоюродную сестру. Но у нас это сложно в Армении, потому что люди, родственники (везде)...

Как тут быть? Если мы понимаем причины, почему это тут—клан, семья (т.е. почему нельзя, чтобы родственники получали общественные блага за счёт непотизма), есть на это и ответы, как этого избежать, как остаться, так сказать, честными.

Посмотрим на ситуацию, или посмотрите, как Дональд Трамп вышел из ситуации. Он сказал, что на президента это установление не распространяется. И действительно, по поводу президента оказалось, что в США очень мало законов. У него нет закона о конфликте интересов, то есть что он должен сдать бизнес под чужое управление, если он становится президентом. И у него нет закона о том, что он не имеет права брать своих родственников в свою команду ближайшую. Вот, а значит у нас (в нашем офисе) есть другие методы, чтобы этот вопрос как-то урегулировать.

А почему? Вот очень важно понять, а почему это установление существует? Потому что ты не можешь быть, так же, как и в случаях любовных отношений в общественной институции, ты не можешь быть объективным по отношению к тому, с кем у тебя «специальные отношения», будь то родственные или любовные отношения. Вот ты не можешь его раскритиковать как следует, а если ты к нему слишком строг, то это жестоко по отношению к другим. Мы знаем эти ситуации из школы, когда мама - учитель или директор школы, и должна со своим ребенком как-то этот вопрос уточнить. А если ты его объективно, и значит, человек достоин этого, поощряешь, другие говорят: «Ну конечно, родственники, он поощрил».

То есть, объективность отношений в организации нарушается. Именно поэтому ты для своей семьи, клана делай всё, что необходимо: все похороны устраивай, все свадьбы устраивай - всё, что надо, но в общественных отношениях, если ты хочешь служить гражданскому обществу, надо быть очень осторожным и обеспечить объективность, даже если человек работает со своими родственниками. Это можно как-то сделать, то есть снять с себя ответственность, указать, что это единственный специалист, который может это делать. Но это должно быть объективно и честно. И вот, эта личная объективность и честность - это краеугольный камень того гражданского общества, которое развивается, в идеальном смысле, на западе. Но оно, конечно, на западе тоже не такое чистое и честное, но там хотя бы эти идеальные, так сказать, ценности; они есть и даже проповедуются.

Вот очень интересный момент произошёл в связи с судебным процессом над Улюкаевым. Не знаю, вы следили или нет. Когда сначала он говорил, он сказал: «Ну этот человек (в смысле Сечин), привозил мне часто несколько раз сумки с вином», не помню с чем ещё: с чаем, с колбасками... «Я думал, - сказал Улюкаев, министр, номенклатурщик старый, да?, опытный, - эта такая корпоративная культура в России».

Потом прошло ещё некоторое время, видно ему объяснили, потому что, когда он это говорит и это транслируется, слава Богу, есть люди, которые следят, понимают, анализируют. Ему, видно, объяснили, или может он сам понял. И в последней речи своей, очень эмоциональной, он сказал, что «Вот то, что я на это не обращал внимания - была такая традиция, что люди приносили там колбаски, вина друг другу и так далее - это было неэтично». Он это сказал: «Я,- говорит, - не понимал этого, не считал важным вмешаться, остановить такую, значит, практику». Человек понял.

Например, у нас в офисе есть такое правило. Я сейчас не помню точную сумму, может Мара напомнит. Но, там, если ты получаешь, как офисный работник, подарок больше десяти долларов, по-моему, (- пятьдесят долларов), ты обязан этот подарок сдать в офис. Почему? Потому что мы существуем на общественные деньги. Это относится и к государству и к тем неправительственным организациям, которые не на частные деньги существуют. Потому что нам дают деньги государственные организации или межгосударственные организации, которые, то есть, изначально происхождение этих денег - это налоги с граждан. Будь то, если от ООН получаешь, будь то с мира. Если от USAID - то от американцев, если от Евросоюза - то от европейских граждан. То есть, в любом случае – это налоги граждан мира. Поэтому это общественные деньги, точно такие же, как бюджеты государств. Поэтому, тут очень жёсткие нужны вот такие установления - не смешивать с кланом, семьей.

Если ты хлеб печёшь и решил свою жену продавщицей поставить - это нормально. В малом бизнесе часто бывает. Но, к сожалению, у нас это часто бывает и в вопросе НПО. Потому что люди начинают вместе работать семьей, денег мало. Они много вкладываются. Они волонтёрствуют, но они родственники. И что тут делать? То есть, опять-таки вступает в силу необходимость критического отношения к этому: анализа, уточнения, уточнения отношений. Ну иногда это бывает, и часто это бывает. Также, как мы не будем сейчас против того, чтобы в таких учреждениях, как наше, или в государственных, любовные истории случались.

Потому что на этом человечество живёт. Если запретить людям, они и так много работают, если запретить людям любовные истории, человечество перестанет размножаться. Значит, в принципе, это неплохо, просто надо иметь чёткие правила, о том, как с этим быть, так сказать, чтобы это не влияло на производительность труда.

Значит, я как-то попытался вам объяснить моё, в принципе, отношение к тому, что такое гражданское общество. То есть что это состояние души, можно сказать, как поэзия. Вот, и немножко про неправительственные организации, которые даже если от частного бизнеса получают деньги, они могут очень разные деньги получать, но как только они объявили о своей миссии помощи обществу, они тоже должны следовать вот этим установлениям. То есть, работать не на свой клан, работать не ради денег и работать не для получения власти над другими.

Но тут надо понять очень чётко, что я, например, часто нашим коллегам говорю: «Ребята, мы должны быть бизнесом». Понимаете, слово “business” оно по-английски что означает «занятость», то есть это означает деятельность. То есть это не значит, что только частное. То есть, быть хорошей организацией, в смысле хорошим бизнесом, в смысле хорошей организацией, в этом ничего плохого нет. Но просто мы не имеем права накапливать финансы ради собственного обогащения. А так, в смысле процедур, в смысле того, что мы должны очень много работать, стремиться к новым и новым проектам, работать больше, чем обычно, чем в наших типичных советских условиях госслужащие работают - это да, мы должны быть очень-очень развитыми, высокоразвитым бизнесом в этом смысле. Просто в смысле накопления частного капитала - это не наш бизнес. Это мы не в этом, мы работаем как орган, институция, представители гражданского общества. Но если это были бы только мы, этого было бы мало. То есть, если бы только неправительственные организации, так сказать, символизировали бы гражданское общество, этого было бы мало.

Во-первых, надо посмотреть какого рода, какого типа неправительственные организации существуют в нашем обществе и откуда они возникли? Значит, во-первых, уже в советское время были неправительственные, так называемые общественные организации: союз писателей, союз художников и так далее. Значит, это одна группа... Они остались до сих пор, многие, даже если в плохом состоянии, даже если не функционируют, даже если не реформированы, но они есть. Значит, вот такого рода организации - это то, что мы получили. Были также ещё, такие… как это называется?

Зал – Профсоюзы?

ГТГ – Профсоюзы? Нет- это другое. Профсоюзы - это структура, работающая на то, чтобы защищать права трудящихся. И будь то советские, не советские - не важно, это тоже одна из «серых зон». То есть, относятся ли они к неправительственному сектору или не относятся? Это вопрос, который всё время обсуждается. Да? Давайте это в скобках поставим, потом можем, если время будет, к этому вернуться.

Зал – Партии?

ГТГ – Партии? Это входит в политику. Поэтому это не может считаться частью гражданского общества. И это не неправительственные организации. Другое дело, что многие партии создают около себя неправительственные организации. Или лидеры, или члены определённой партии, они создают свою неправительственную организацию. Так что как источник, это правильно, что партия может создать неправительственные организации. И зачем они создают? Потому что, например, возьмём немецкие фонды. Как мы знаем, их четыре или пять. Бёлль, Аденауэр, Наумaн, Эберт, Роза Люксембург. Значит каждой, ну не каждой, но многим политическим течениям, существующим в Германии, соответствует один фонд. И он существует на средства партии. И у этого фонда, естественно, миссия: развивать те идеи в данном сообществе, которые его партия проповедует. Ну скажем, Роза Люксембург - это социал-демократические идеи, Бёлль - это зеленые и так далее. Аденауэр - это консервативно-либеральные. Теперь, но у них есть другое установление, что напрямую партиям (другим) они не могут деньги давать. То есть, они не могут вмешиваться, по их мандату, в политику данного государства, где этот фонд существует. Значит, как они могут работать, эти партии? Только если у данной партии есть НПО. Через эти НПО. Вот они так и работают. Поэтому, многие партии создают свои НПО.

Другой источник. Например, в Армении очень много НПО возникло из-за землетрясения и после землетрясения. Все, кто знал английский язык, пошли работать переводчиками и переводчицами, в основном, во время помощи международной. И потом многие из этих 8 людей или стали работать в международных организациях, которые после этого начали приходить в Армению, уже с независимостью, или стали работниками неправительственных организаций. Создали свои неправительственные организации (для решения) гуманитарных вопросов, а потом уже другого рода вопросов. Значит, есть такие события, как, например, распад страны и так далее, когда международники въезжают. Поэтому, если посмотришь на наше поколение НПО-шников, то девяносто процентов из них, это просто бывшие специалисты английского языка. Они потом учились, правда, многие. И так далее.

 Другой источник неправительственных организаций - вот ты работаешь в министерстве финансов, предположим в Армении в две тысячи или, скажем, в тысяча девятьсот девяносто седьмом-восьмом году. И вдруг ты узнаёшь, что Евросоюз собирается выделить Армении 5 млн. евро, еще тогда евро не было, «экю», из которых 1 млн. на развитие для НПО будут гранты. Что ты делаешь? Срочно звонишь своей племяннице, умной, которая английский знает, заканчивает педагогический, ты говоришь: «Срочно регистрируй НПО». Она регистрирует.

Или другой вариант: значит, ты сидишь в своём кабинете, вдруг раздаётся звонок. Это тоже где-то девяносто седьмой-восьмой год. И говорят: «Нам нужен представитель от вашего офиса на международной конференции, в которой будут обсуждать степень финансирования дальнейшего Армении». Сколько денег, куда и так далее. Ты говоришь: «Я вам обязательно пришлю человека». Звонишь своей племяннице, которая знает хорошо английский, и говоришь: «Значит так, Ларочка, едешь туда и говоришь то-то, то-то и тото».

Вот так возникло огромное количество неправительственных организаций в Армении и на Кавказе.

Вазген Карапетян (ВК) – Семь тысяч (в Армении).

ГТГ – Больше, по старой регистрации, не обновлённой, их девять тысяч. Пять тысяч (приблизительно) - это реально зарегистрированных на сегодня. Значит, ещё тоже интересно, потому что несколько лет тому назад мы узнали, что, семь тысяч их было тогда, ну две тысячи сейчас прибавились. Значит, и точно семь же тысяч было таксистов в Армении. То есть, количество неправительственных организаций и количество таксистов было одинаково.

Значит, это (из предыдущего примера) то, что называется «ГОНГО» (государственные неправительственные организации). Причём я не имею ввиду в плохом смысле. То есть, это необязательно, чтобы они все, так создавшиеся организации, были бы плохими. Это потом уже как получится. Некоторые из них, действительно, становятся механизмом для отмывания денег, другие просто закрываются, потому что один раз дали племяннице, в другой раз она не заинтересовалась этим: она жизнь не начала вкладывать в это. И так у неё печать осталась. НПО закрыть трудно, но так она с печатью и живёт, но уже занимается другими делами или вообще уехала в Лос-Анджелес.

Третий вариант, что они заинтересовались, начали хорошо работать, стали хорошей структурой, до сих пор существуют, горы сворачивают. То есть, одно из лучших НПО в данном обществе. Вполне может быть. Так что «ГОНГО» – это тоже объект, это та организация, которая напрямую или не напрямую создана госструктурами, но это также и состояние души: то есть, некоторые из «ГОНГО» могут очень даже хорошо работать, а некоторые, к сожалению, наоборот.

Вот, дальше. Вот, в советское время была такая прослойка, называлась «интеллигенция». Сейчас в постсоветском мире думают, что она тоже есть, но её уже нет. Это большой, долгий, длинный разговор. Но в принципе, то, что раньше называлось «интеллигенцией», они, значит, в такой ситуации: или они работают за гроши в библиотеке, в университете преподавателем. В Академии наук и в тому подобных структурах, учительницей, там, и так далее.

Зал – В музеях.

ГТГ – В музеях, совершенно верно. Или они, может быть, создают НПО или идут работать в НПО. Или, хотя бы, получать международные гранты через проекты в своей же Академии, или где-то. И таким образом, они, значит, тоже начинают, так сказать, этот неправительственный сектор увеличивать, дополнять.

Вот приблизительно, вот такие очень разные судьбы, разные причины возникновения. Это всё мы говорили о более или менее о старом поколении, грубо говоря.

А есть еще намного новее поколение, и некоторые из вас, конечно, принадлежат к этому поколению. И тут уже так: началось движение, ребята собрались, решили что-то хорошее сделать. И решили потом зарегистрировать НПО, и пошли вперёд.

Зал – Волонтёрские движения?

ГТГ – Да, волонтёрские движения.

Зал – Была система...

ГТГ – Ну, это больше, вот, как в малом бизнесе. Мы говорим об источниках, не о типах, а об источниках возникновения. Другой источник - это действительно бизнес. Вот, был такой бизнесмен, олигарх даже, можно сказать. Вот он один ресторан построил, гостиницу, там то-то, другое, третье, а потом решил заасфальтировать, значит, село своего происхождения - дорогу в это село. Он это сделал, сельчане обрадовались, пришли к нему и начали рассказывать: ещё это надо сделать, это надо сделать, это надо сделать. Он начал деньги раздавать, потом думает: «Тут очень трудно проследить, а вот есть у меня очень хороший, доверенный человек». Лучше я ему это поручу. А человек приходит к нему, говорит: «Понимаешь, в чём дело, я бы за это взялся, но я не хочу, чтобы это было втёмную, потому что мы тогда налогов не платим, давайте тогда зарегистрируем фонд или НПО и будем полностью легализованы». Олигарх честным оказался, как ни странно. Он зарегистрировал фонд или НПО.

Вот так бизнес может организовать тоже неправительственные структуры. Это очень нечасто пока что бывает в нашем обществе, а вот, например, в США, скажем, или там в других странах запада, один из самых частых случаев. Вот приблизительно так.

Дальше, значит, я хотел немножко поговорить, да?, об этом, о том, а как они (госучреждения и НПО) отличаются в принципе? И чем похожи, и как отличаются? То есть, (НПО) похожи на правительственные учреждения. Чем? Тем, что общественные деньги и общественный мандат. Не похожи чем? Что а) власти мало, то есть властных отношений нет, у НПО нет власти, и б) иерархии мало, и, значит, они намного более гибче, и они не мыслят реактивно, а денег иногда побольше, если хороший грант получат.

То есть, они не мыслят реактивно. Вот в библиотеке два варианта можем увидеть. Вот сидит девушка, женщина, и, значит, если это пятьдесят лет назад, то она читает книжку, кто зашёл, зашёл. Зашёл, спросил, она очень хороший специалист, она точно скажет где что лежит. Предложит, и так далее. Но если никто не зашёл, она сидит, читает книжку. Она получает девяносто рублей в месяц, ей этого достаточно. Муж - хороший, дом, семья, всё такое. Кофе пьют там, да?, зимой колготки меняют. Значит всё нормально.

В нашей действительности это развилось, значит. Здесь компьютер и можно на нём открыть пасьянс. Значит, она сидит и открывает пасьянс. Это называется реактивный метод работы. То есть она получает опять-таки всё те же (деньги), (или) намного меньше, чем девяносто рублей в месяц, она сейчас получает там тридцать долларов или двадцать долларов в месяц. Это совершенно нехорошая работа, но ей некуда деваться, она сидит делает пасьянс, кто-то пришёл, эти старые, расклеенные книжки вдруг захотел, потому что в iPad-е не смог найти. Она опять посоветует.

А есть другой человек, другой библиотекарь. Он проактивный, он сидит и думает, как бы мне, вот, выйти из этой дыры, в которой оказались я, моя библиотека, мой город, моя страна и моя часть мира. Значит, что я должна делать? Давайте-ка развиваться. Побегаем, я не знаю, там, по бизнесменам, попросим, чтобы они много компьютеров дали, устроим компьютерный класс, центр. Сделаем цифровую картотеку. Внесём в интернет, чтобы все знали, какие здесь книги есть. Да, черт с ним, нарушая, я не знаю, уже фантазирую, просто, нарушая, так сказать, этот самый копирайт, оцифруем книжки, которые у нас в библиотеке. Всё равно они наши. Будем давать нашим читателям в электронном варианте, и так далее.

И потом приезжает в миссию, значит, решил вот в такой дальний регион приехать, да?, Посол Евросоюза. Ну куда повезти? Ну везут: что-то инновационное, вот библиотека, везут туда, он влюбляется в эту библиотеку, если не в библиотекаршу, и начинает снабжать, давать премии. Она начинает выезжать на международные конференции и, в конце концов, получает международную премию по поводу, значит, лидера «оцифровизации» местных библиотек.

И немножко получает статус. В своём сообществе имеет право что-то сказать. И теперь, если она что-то скажет, наш этот местный совет городской, он не может отпихнуть. Вот как возникает авторитет НПО-шника.

 Вот, теперь сравним с кланом, семьёй. Тут очень жёсткие могут быть… Потому что, ну, во-первых, я уже начал с этого, что люди не понимают, что такое гражданское общество, не понимают, чем ты занимаешься, не понимают, что такое НПО. Значит, не понимает и водитель такси, с которым ты сидишь. Он говорит: «Вот, где ты работаешь?» Ну иди и скажи: «НПО». Ну, максимум, что он может сказать, это «грантоед». Ну там, «пятая колонна». А что реально?

То же самое, к сожалению, в семье: мамы не понимают, папы, дети часто, там, не знаю, свекрови, тести, тёщи и так далее.

И начинаются ценностные противоречия, конфликты начинаются ценностные. Но это нормально, потому что семья, так же как и церковь, они должны эволюционировать. Если они не эволюционируют, они всё время в архаику хотят. Хотят впасть в архаику. Вот, чтобы тесть пришёл бы, ноги протянул и сказал невестке: «Сними, ботинки, помой мне ноги».

Вот, сейчас уже другая жизнь, понимаешь. Сейчас жизнь другая—надо из дыры вылезать.

Поэтому всё надо революционизировать, всё надо реформировать.

И ещё есть такой момент: значит, как я приехал в Армению, в этот офис, очень часто было раньше, сейчас меньше - кто меня не видит из старых друзей, говорят: «Слушай, ну у меня вот такая девочка хорошая, заканчивает скоро, да, ну возьми к себе. Вот, мой папа там был сторожем в таком музее, может, к себе возьмёшь? Вам не нужен здесь сторож?».

Это тоже, значит надо противостоять нам.

Ну с бизнесом, ну уже мы немножко об этом поговорили, в чём разница и в чём общность. Общность в том, что и бизнес, и НПО погибают, если не работают 24 часа в сутки. И даже если они уже очень хорошо устоялись, но в течение определённого времени не работают 24 часа в сутки, у них спад начинается. То есть и бизнес, и НПО - это вещи такие… Из тысяч они по успешности (вылезают единицы), они распределяются пирамидально.

То есть, из тысяч хорошо обеспеченными становится очень малое количество, и остальные вот так распределяются. А вот эти, значит (на дне), некоторые из тысяч просто они исчезают, пропадают. Поэтому, когда мне говорят: «Мы стартаписты, мы сегодня стартапы делаем, стартапы делаем…» Я говорю: «Делайте, ребята!» Они не хотят понять, что один из тысячи стартапов только станет реальным стартапом. Но это очень хорошо, пусть открывают. Также, как с НПО. Я совершенно никогда не против, чтобы создавались новые НПО.

Потому что если они не будут создаваться, если не будет обеспечена (их пролиферация), то хороших НПО тоже в конце не будет много. И тут вопроса конкуренции нет, потому что конкуренция не в том, чтобы других не было, ты бы деньги получал. Это монополия, а не конкуренция.

А конкуренция в том, кто лучше работает. Поэтому, если мы будем плохо работать, а я хороший работник, я пойду в другое НПО. Тут нет такого (чтоб тормозить). Так что, в этом смысле они на бизнес похожи, что очень много надо работать, они инновационные, они анти-иерархичны, как многие бизнесы, как хорошие бизнесы, они гибки, быстро принимают решения.

И, вот, самое главное, я уже упомянул это слово, они инновационные, то есть они ищут выхода из ситуации. НПО-шники всё время ищут, а как это сделать?, и в рамках своей организационной деятельности (как выжить, когда зарплата на одного, а нас пятеро), и в рамках своей деятельности по своему мандату, по своей миссии. Как осуществить?

Вот расскажу вам последний эпизод и на этом закончу. Вот одна из наших героинь, Изабелла, с которой вы часто будете сталкиваться. Значит, ситуация такая.

Значит, государство вдруг нежданно-негаданно публикует очередной черновик (закона). Слава Богу уже они обязаны публиковать - есть место в интернете. Черновики законов они заранее публикуют, проекты законов. Да, и драфт называется. Всё в интернете, всё, но—нежданно-негаданно, со сроком на две недели, по религиозным организациям. То есть, изменение закона по религиозным организациям. А у нас как религиозные организации? Так же как и у вас: у нас есть одна огромнейшая, Армянская Апостольская Церковь, в особых отношениях с государством, исторически самая главная и всё такое. И куча мелких вокруг: и христианских, и там, я не знаю, буддистских и других, и третьих. Ну мусульманских - почти нет в нашем обществе, в других - есть. Но всё равно, огромное (разнообразие). Мусульмане есть, но они не граждане, они просто приезжают. Из Ирана сейчас очень много.

Значит, и возникает вопрос: вот этот новый закон о религиозных организациях, а как же быть с главной-то церковью? К ней это относится или нет? То есть она на равных правах с другими, или опять у неё вот все эти привилегии и льготы, и так далее, которые, в принципе, чем плохи? Да? Ну, например, тем, что те, кто служит в этой церкви, не идут в армию, ну и так далее. Она налогов не платит.

Но как заставить наше государство, чтобы оно прореагировало? И нам нужна реакция в правильном русле: что принадлежит (Апостольская церковь к объектам данного закона). Что этот закон относится также и к главной церкви.

Тут нужна смекалка. Как говорит один мой хороший знакомый Влад - белорус, «в каждой «advocacy» кампании, каждая «advocacy» кампания уникальна». Каждый раз, когда ты хочешь повлиять на принятие решения, ты должен уникально строить тактику и стратегию. Вот НПО-шники в этом плане очень гибкие и инновационные, потому что они каждый раз, если они реально НПО-шники, они уникально строят. И вот, наша Изабелла решила: «А давай это, так, я пишу запрос в Министерство юстиции, копируя его одновременно же всем международным организациям, которые так или иначе относятся к этому вопросу: к правам человека, к демократическим свободам и так далее».

То есть, Евросоюзу, американскому посольству, ООН, ОБСЕ и всем, кому только возможно. И когда она написала такое письмо, министерству некуда было деваться, как не реагировать, во-первых, а) быстро и во-вторых, б) к счастью, правильно.

У нас ещё есть, конечно, хороший лойер, у нас работает хороший юрист, девушка, Ануш, которая уже заранее могла предположить, и правильно составила текст письма: чтобы это надо было правильно сделать. Но вот получилось! Вы знаете, что удивительно, что я десять лет работал в этой организации, у нас ни разу такого (успеха не было). Казалось бы, мелкая вещь: государство сказало, что да, главная церковь тоже относится к этому (закону), но я такого успеха «advocacy» в нашей организации не помню. То есть, грубо говоря, шантаж в хорошем смысле. Шантаж правительства через международные организации. Только посмейте не прореагировать!

И вот другой пример я приведу, к которому я критично отношусь: «Закон о медиа». Государство новый закон о медиа опубликовало, черновик, где-то в мае, по-моему. Наши «гуру», которые занимаются проблемами реформ медиа, на это не прореагировали, не обратили внимания, потому что им ещё не привычно входить в этот сайт. А потом пришло время, когда уже сейчас этот черновик пошёл в парламент, этот проект. И наши «гуру» медийные подняли шухер: «Kак же так, мы не успели обсудить, вы нас не спросили, это дурацкий текст». А наши хитрые (из государства) отвечают: «Tак это, он там лежит пять месяцев, вы бы могли спокойно собраться и прореагировать». А эти говорят: «Нет, вы нас не пригласили. Надо было специально создать условия». И вот идёт разговор. Ну, понятно, что немножко, ребята, мы, конечно, были не правы. Надо следить.

Зал – Тормознули.

ГТГ –Тормознули. Да, надо следить за тем, что...

Вот, то есть, хочу сказать, инновационность, быстрое реагирование... Вот это все преимущества, которые как есть в бизнесе хорошем, так и есть в хорошем НПО.

И последнее. Как вы видите, мои последние примеры были про политику. А почему они были про политику? Политику, причём, в каком смысле? Вот у нас очень интересный, хитрый ход произошёл в России, когда законодательно решили, что НПО не имеют права заниматься политикой. Не знаю, те, кто из вас, кто хорошо знает английский язык, хорошо понимает, в чём тут трюк. Потому что одним русским словом «политика» покрываются два английский слова: и «politics», и «policy».

 А если поменять их местами, то начинается путаница здесь. Значит, что произошло в России? Они сказали: «НПО не имеет права заниматься политикой», имея в виду то же самое, что я говорю, что деятельность гражданского общества - это не деятельность для того, чтобы прийти к власти и заполучить власть. Это не политическая деятельность в этом смысле. Но они начали это интерпретировать, что «НПО не имеет права влиять на «policy»», даже в таких невинных вопросах, как, скажем, я не знаю, спорт или политика государства по отношению, не знаю, к детям с ограниченными возможностями. Это 14 «политика». Вот как можно иногда хитро языком, языковыми способами сделать то, что хочешь, так сказать, не говоря, что имеешь это в виду.

Но, конечно, НПО, неправительственные организации - это институция гражданского общества, созданная для того, чтобы влиять на политику в первую очередь. Почему? Потому что они работают в тех местах, которые государство не покрывает, там, где государство не сильно покрывает всё, как в США, например. Поэтому (там) очень развит неправительственный сектор, филантропический сектор. Каждое сообщество, каждое маленькое, там, село или городок, они собираются вместе, решают, какие у них есть проблемы, кто сколько денег положит, и начинают осуществлять (проекты). Там, где государство сильно покрывает, (там) иерархическая система. А это где? В чём разница, эта, между двумя типами государств?

В США—оно (государство) возникло после того, как бедных индейцев изгнали. Снизу вверх. Там люди собрались, устроили: вот сначала поставили вот эти вигвамчики, а потом и построили (городок), и потом выбрали себе шерифа. Оно (государство) снизу вверх возникало.

А в нашей части мира оно снизу вверх возникало в незапамятные исторические времена. С тех самых пор всегда возникало сверху вниз. И возникало как? Через колонизацию, через империю. То есть, кто-то приходил, кого-то покорял и привносил свою государственность.

Именно поэтому в некоторых наших кавказских обществах, как вам прекрасно известно, есть две системы права: общее, так сказать, право, и государственное право. То есть, если муж твоей сестры избивал твою сестру, ты пошёл убил этого мужа. Ты потом должен сначала скрываться, с родственниками разобраться, а потом только сдаваться властям. Почему это? Потому что мы никогда так полностью и не восприняли, каким бы хорошим ни было это право, пришедшее сверху. Но оно сверху, оно чужое.

Поэтому у нас государственная система иерархизирована, бюрократизирована и не считает человека главным. А там, они выбрали шерифа сами, в самом маленьком кругу, они ему дали полномочия, они судью выбрали сами. Они вынуждены его уважать, потому что они уважают свой выбор. И так снизу вверх шли эти треугольнички. Они вот так шли.

А у нас наоборот шло: у нас приходила сила и, как бы, заставляла, ломая нашу существующую традицию. Это объективная истина, это не то, что я предпочитаю то или иное. Просто, объективно говоря, это было так. И вот этот нажим, это взаимодействие, оно до сих пор очень сильно чувствуется, хотя бы в тех же традициях, в праве, и так далее.

Значит, неправительственные организации: поэтому очень часто они близки к национальным движениям, поэтому очень часто они близки к тем движениям, которые относятся к суверенитету, которые заинтересованы в суверенитете. Это также плохо, иногда, потому что тогда они часто становятся националистическими и даже этническими. И в них проникают ценности, которые не должны в них быть.

Но это факт, что неправительственные организации—они занимаются политикой в этом смысле (policy), влияя на жизнь общества в лучшую сторону. Это их основная цель.

И чтобы это делать хорошо, они должны иметь большие перспективы, идеи, я не знаю. Вот ресурс, откуда приходит бензин? А это на самом деле мировая система, всемирная система. Это вот такая сеть, но не просто интернет, а это всемирная система правления. (Я вам сейчас вкратце говорю, так сказать, материалы где-то десяти-двенадцати лекций, я очень извиняюсь за это. Это продлилось слишком долго, но это—всё, последний тезис.)

Это ООН, это любая организация мировая, это крупные западные государства, которые имеют министерства развития, как Америка, Германия, там, и так далее. Это другие региональные организации, как Евросоюз, Совет Европы, ОБСЕ, СНГ хотя бы тот же, если он работает, ОДКБ, НАТО и так далее.

И важно, мы сейчас не говорим о том, хорошие они или плохие, противостоят друг другу, нет ли. Это вся сеть, в которое любое общество сегодня вложено. Оно может быть членом одних и не принадлежать к другим. Оно может быть почти ни в одном не состоять. Но даже в этом случае есть вариант: потому что ты начинаешь действовать как представитель неправительственной организации на основе наилучших ценностей, выработанных теми или иными из них, кого ты считаешь авторитетом. На основе наилучших ценностей, параллельно.

И есть очень много возможностей, чтобы даже не будучи (членом)... Государство (скажем), не является членом той или иной организации. Вот, например, в Армении есть офис НАТО, но Армения не член НАТО и не собирается им быть. Но если там есть что-то полезное, например, я не знаю, этические принципы офицеров войск. Можно это взять и здесь применить. И может это сделать и НПО: поехать, изучить, привезти, познакомить, или научно-исследовательский институт какой-нибудь, и так далее. И предложить Министерству обороны включить это в свою практику.

Вот у ООН есть, например... Какова сегодня всемирная, как бы сказать, цель? Единственная, о которой договорились все страны мира - члены ООН? Это так называемые цели устойчивого развития. Другой нет. Вот это цели устойчивого развития, на которые сто восемьдесят с чем-то стран, почти все признанные страны, почти все страны - члены ООН согласились, что это наш общий знаменатель.

Вот, пожалуйста, можно взять эти цели, как бы это сказать, «инструментализировать» их, посмотреть, что мы можем сделать по этому поводу, и начать параллельно это осуществлять. И постепенно наша организация... и она очень может помочь, сильно, структурам правления. Потому что очень часто, это же не только борьба, не только указывание на «дыры». Но это также делать то, что структуры правления не в состоянии делать.

Значит, тоже последнюю вещь расскажу, анекдотичную: когда начался весь этот шухер по поводу того, что трамповские коллеги до выборов ещё с россиянами как-то там пытались договориться и так далее. Кто-то выдвинул древнейший, ну не очень древний, нo тысяча семисотых годов (или) восемнадцатого века американский закон, который гласит... Оказывается, был принят такой закон, по определённому поводу, и никогда почти не применялся... Который гласит, что отдельная личность не имеет, в США - гражданин США - не имеет права заниматься внешней политикой. То есть, вести переговоры от имени государства с другими государственными чиновниками (других государств).

Так вот, самое интересное то, что и само США сегодня, через неправительственный сектор, и весь мир, весь неправительственный сектор всего мира, они фактически находятся в постоянном нарушении этого правила. Потому что, вот, возьмите наш офис: очень трудно себе представить представителя дипломатической миссии, существующей в Армении, который не приходил бы сюда. Тех, кто не приходил, меньше тех, кто приходил.

То есть, мы весь день занимаемся тем, что работаем с международниками, и им объясняем «что такое Армения», а Армении объясняем «что такое международники». Мы вот в этом. Брокеры в этом смысле. То есть, мы занимаемся «нарушением» этого американского закона постоянно. Как интересно. Ну, значит люди думали об этом тоже. Что это тоже так будет, и попытались запретить. Как всегда, архаика - это всегда попытка запрета того, куда мир движется.

И в этом смысле неправительственные организации очень важное значение имеют для своего общества, для своей страны. Потому что они те миссионеры, которые могут проникнуть туда, и говорить о том, куда входа нет правительственным структурам.